этом Александр Гучков «не забыл» и про основных политических оппонентов — кадетов, которых не оказалось в комиссии государственной обороны. Отмечая тот факт, что в состав комиссии по государственной обороне не попали кадеты, Милюков вспоминал: «Инициативе Гучкова надо приписать оскорбительный жест Думы по нашему адресу: нас не пустили в состав организованной им Комиссии государственной обороны — на том основании, что мы можем выдать неприятелю государственные секреты…»202
«После своих спортсменских поездок к бурам и на Дальний Восток Гучков считал себя знатоком военного дела и специализировался в Думе на вопросах военного перевооружения России. Это было и патриотично, и эффектно. Он при этом монополизировал военные вопросы в созданной им комиссии, из которой исключил своих соперников из оппозиции под предлогом сохранения государственной тайны…»203
В ходе работы комиссии выяснилось, что есть очень серьезные препятствия на пути возрождения военной мощи — это участие великих князей в военном управлении. «…Ярко сказалось хозяйничанье великих князей в морском ведомстве, но также и в военном ведомстве в смысле глубокого застоя, невозможности провести новую мысль и новых людей…»204
По мнению Гучкова, великие князья не только мешали, но и снимали с военного министра ответственность, и не было известно, кто начальник205. Великие князья — это действительно серьезное препятствие на пути, обойти которое далеко не просто. Многие и не стали бы связываться, опасаясь за свою карьеру, но только не Александр Гучков. Пройдя совсем недавно войну и видя многие бедствия и несчастья в армии, понимая их причины, он просто не мог равнодушно взирать на творимые беспорядки. Гучков принимает для себя серьезное и ответственное решение — выступить публично в Государственной Думе против сложившегося положения дел.
На заседании 27 мая 1908 года по поводу сметы Военного министерства на 1908 год Гучков взял слово. Выступал он ярко, эмоционально, деловито и очень аргументированно. Предлагая принять все ассигнования, предусмотренные Военному министерству, он напрямую обратился к великим князьям. Он высказал, что «во главе главных отраслей военного дела стоят безответственные люди, которые окружены безответственными помощниками» и обратился к ним, «чтобы они маленькими своими интересами, самолюбием и славолюбием пренебрегли и принесли бы себя в жертву насущной потребности возрождения нашей военной мощи». А чтобы призыв был более убедительным, он всех великих князей назвал поименно206.
Безусловно, внешне это выглядело довольно дерзко: «Если мы считаем себя вправе и даже обязанными обратиться к народу, к стране и требовать от них тяжелых жертв на дело этой обороны, то мы вправе обратиться и к тем немногим безответственными лицами, от которых мы должны потребовать только всего — отказа от некоторых земных благ и некоторых радостей тщеславия, которые связаны с теми постами, которые они занимают. Этой жертвы мы вправе от них ждать…»207
С. Ольденбург отмечает, что Гучков особенно нападал на Совет государственной обороны, председателем которого был великий князь Николай Николаевич (дядя Николая II). При этом он делает вывод, что эта критика соответствовала мнению премьера и военного министра Редигера208. Сам же А. Редигер, вспоминая данный случай, пишет так: «…Гучков выступил с речью против нахождения безответственных лиц (великих князей) на ответственных должностях. По существу, я с речью Гучкова был совершенно согласен, т. к. каждый великий князь норовил выпросить себе автономный удел, и от него не только не было возможности избавиться, но даже не было возможности добиться чего-нибудь ему неугодного. Поэтому, если бы я стал возражать Гучкову, то мои возражения были бы слабы, а между тем они могли бы вызвать еще новые выпады против великих князей и увеличить скандал, я предпочел не возражать…»209
Это выступление произвело эффект разорвавшейся бомбы. Это был скандал. Милюков высказался с претензией к Гучкову, что это может стать основанием для роспуска Думы. Столыпин также был расстроен этим выступлением и передал, что и сам государь недоволен таким выступлением, особенно его формой. «…Если Гучков имеет что-либо против участия великих князей в военном управлении, он мог это мне сказать, а не выносить все на публику, да приводить синодик…»
В данном случае противников Гучкова возмущало то, что он сыграл «не по правилам», вместо попытки кулуарно решить вопрос, он без предупреждения кого-либо «вынес сор из избы» и перенёс все в публичную плоскость с расчетом на действие общественного мнения. Впервые так открыто и остро он высказался по данной теме.
Разумеется, Александр Гучков не мог не понимать всей серьёзности своего поступка, и того, что это может привести к серьёзным осложнениям со стороны верховной власти. Но опять-таки промолчать, сделать вид, что всё хорошо, когда это не так, он просто не мог.
Значительно позже, в августе 1917 года, давая показания на допросе в Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства, он скажет: «…в Государственной Думе я поднял вопрос о необходимости удаления безответственных влияний из этой сферы. И тут я не ограничился общим определением, а предъявил обвинительный акт с указанием лиц и имён. Это послужило первым основанием для разрыва верховной власти со мной. И те, кто поддерживал меня в этом направлении, был зачислен в лагерь неблагонадёжных, к ним применялось модное слово „младотуречество“, и с этих пор отношение стало явно подозрительным и враждебным…»210 Историк С. Ольденбург по этому поводу отмечал: «Турецкая революция произошла силами не турецких народностей, составляющих большинство в Оттоманской империи. Младотурки были турецкими националистами, определенными сторонниками нерушимости государства. А. И. Гучков, побывав в Константинополе, даже сравнил младотурок с октябристами, чем вызвал иронические выпады левой печати»211.
Активная позиция Александра Гучкова в вопросах обороны страны сблизила его с очень многими военными из высшего руководства. Стали складываться с некоторыми из них неформальные отношения, своего рода кружок Гучкова. Вначале это были чаепития у военного министра Редигера, где в свободной форме участники кружка обменивались информацией и мнениями. Возобновились постоянные контакты с В. Гурко (с которым познакомился ещё во времена англобурской войны), с адмиралами Генерального штаба. Началась негласная совместная работа. Встречи проходили то у Гучкова, то у Гурко, то ещё у кого-нибудь, — начал складываться своего рода «домашний генеральный штаб», в центре которого оказался Александр Гучков. Так постепенно, шаг за шагом он налаживал деловые связи с молодыми, амбициозными военными. Эти связи сыграют решающую роль в планах Александра Гучкова212.
Многих военных также не устраивало сложившееся положение в армии и роль великих князей. Чувствуя и понимая это недовольство, А. Гучков очень активно и грамотно этим воспользовался.
Вскоре он проводит очередную комбинацию, как и в вопросе о великих князьях, он публично выносит вопрос о подготовке и профессиональной пригодности высшего командного состава. Как и прежде, он это делает гласно, заранее никого не ставя
